Комнаты рваной плоти, разборочный цех человеческих органов, шатающиеся коллективы мучеников-слепцов, ошметки, слизи, выродки. Героин – клубничный йогурт, несравнимый с химикатами, бродящими в голове Пауэлла. Библия и марихуана – безнадежные петарды, более не способные осветлить царство, заведомо исключающее любое осветление, надежду и, прости Господи, позитив. Ад по Пауэллу – место, где нет света, в конце тоннеля. Лишь пытки, пожирание, рев и стоны: «семья» лакомится, «семья» в ярости, «семья» бросается кусками плоти – не хохочет, но скалится. Перед нами взгляд за политкорректный словесный занавес, где прячется подлинная тюрьма духа, его гниение, разложение и упадок. Бобу Марли было бы здесь неуютно, но Чарли Мэнсон рукоплещет. Если бы у Дьявола была своя Мария, то картинки Пауэлла – внутренности ее пизды: череп-клитор, жидкая органика – сок любви\ненависти.

Вот он наш современник – глянцевый homo sapiens parasitus на пире во время чумы. Глядя ему в глаза, так и хочется сказать: «Вы хотели пати? Нате!». Пати по Пауэллу – изящное нравоучение, бесовская песнь. Иисус не так плох, раз предлагал спасение от подобных фатальных комнатушек.

link