Я отгоню тупую боль,
Что сердце ранит словно нож.
Я мог бы все тебе простить,
Но не предательство и ложь.

Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все,
Я ухожу из твоей жизни.
Лишь только плачет за окном,
Холодный ветер января.
Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все,
И от венчания до тризны.
Хотел с тобою рядом быть,
Но видно это не судьба.

Я отгоню тупую боль,
Что сердце ранит словно нож.
Я мог бы все тебе простить,
Но не предательство и ложь.

Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все,
Я ухожу из твоей жизни.
Лишь только плачет за окном,
Холодный ветер января.
Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все,
И от венчания до тризны.
Хотел с тобою рядом быть,
Но видно это не судьба.

Как мы далеки, когда мы вместе,
Как нежны, когда мы далеки.
Сколько желчи скрыто в нашей лести,
А, лаская, давим, как тиски.

Зная, не осознанно корёжим,
Рушим, режем, рубим сгоряча.
Мы координально не похожи,
Но горим, как целая свеча.

И в диаметральности сближенья,
Вектором протянутой руки,
Наслажденья ждём без сожаленья,
Забывая о простом "Прости"…

* «Ступай, другого поищи раба!
Над этим поэтом власть твоя слаба…» (Гете. «Фауст»)

Точно помню – был понедельник. Шел дождь. Капли по стеклу. Лето.

Кто-то позвонил мне. На проводной, кнопочный телефон. Звонок застал меня за компьютером. Уже сейчас не помню, что именно я делал, думаю, это не важно. Самой простой реакцией на звонок – взять трубку. Но у меня все сложнее. Не люблю звонков. Тем более на проводной телефон. Тем более мне.

Те, кому нужно - ненавязчиво подмаргивает в icq. Кто понаглее - строчит одинокую, безответную sms. Она - обычно звонит – на беспроводной, конечно.

А вот те, кого я не хочу – ломятся через узкий провод телефонной сети.

Звонок преодолел рубикон приличия по настойчивости. Я включил запись разговора, и снял трубку. Мой телефон подсоединен к компьютеру, все звонки записываются на жесткий диск автоматически. Но чтобы проконтролировать этот процесс, я часто вручную отдаю команду «запись». Зачем? Не знаю.

В трубке оказался грубый, как показалось мне, прокуренный женский голос.

- Алло! – и тишина. Я ожидал продолжения, ждал, что позовут какого-нибудь Серёжу, Ирину Владимировну, или меня, в конце-концов, но голос молчал.

- Алло – откликнулся я. Обычно тут надо сказать – «Я вас слушаю», так?

- Как вас зовут? – собеседница откашлялась.

- А кто вам нужен?

Мне не показался странным этот вопрос – ведь, может же быть, она сомневается в том, что попала куда следует. Хотя голос был странным сам по себе.

- Кто мне нужен? Разве я знаю? Мне приснился ваш номер. Извините, я побеспокоила вас – после этих слов она положила трубку.

Ничего себе! Приснился номер! Я сам себе улыбнулся. Здорово! Экран монитора уведомлял меня, что разговор закончен. Ровно тридцать две секунды. Так, журнал отчетов. Файл номер 198. Запускаю воспроизведение.

Алло! – слышится дыхание, чье именно, разобрать невозможно. Мой ответ:

«Алло!» Мой голос скрипучий, и в нос. И картавый. Господи, я бы не стал с собой разговаривать, на её месте. Хотя её хватило на тридцать три секунды.

«Как вас зовут?» - она явно волновалась, произнося эти слова, также запись зафиксировала шуршание с моей стороны.
«А кто вам нужен?»
«Кто мне нужен? Разве я знаю? Мне приснился ваш номер. Извините, я побеспокоила вас».

Всё. Номера программа не определяет.

Со стороны заметно как покраснели мои щеки. Или это мне кажется? Всего тридцать две секунды разговора. Она проснулась и позвонила. Конечно, она одинока, и конечно, это дождливое утро виновато. Я глянул в окно – капли складывались в тонкие речушки, струившиеся по грязному стеклу. Окна пора мыть. Летом все моют окна.

Она больше не позвонит. Её звонок – как крик о помощи. Выплеск накопившейся обиды. Но навязывать себя она не станет.
Прошло несколько недель. Да, я ждал её звонка. Хотя, позвони она, едва ли я нашел хоть пару связных фраз! Есть грань, тонкая граница между «да» и «нет». Между «хочу» и «согласна». И Боже, как трудно преодолеть её! Как трудно не отводить взгляд, который за секунду до этого бесстыдно пожирал её!

Я миллион раз прокручивал эту запись, прислушиваясь, бормоча под нос не то заклинания, не то проклятья. Что делать?! Она заинтересовала меня. Приворожила. Запретный плод, эх, сладок!

Голос у неё хриплый, может спросонья, или у неё больное горло. Оставалось только придумать ей имя. Пусть её зовут Жанна. Такое томное имя. Кокотка-кокаинетка двадцатых годов. Носит узкую юбку, курит папироску. Тайком состоит в коммунистической ячейке. Проживает в Париже вместе с пожилым мужем-аристократом. Увлекается спиритизмом. И наивно верит в свою мушку на щеке.

А может все наоборот. Она скучная домохозяйка с треснувшими красными прожилками глазами. Смотрит дом-2, чистит картофель и тихонько толстеет. Потом приходит грустный муж и тоскливо занимается с ней сексом. И всё. Как-то утром она сходит с ума и звонит на первый попавшийся номер… и попадает в пожарную. Стало быть, она никогда не сможет мне позвонить.

Или это всего лишь моя давнишняя обожательница-однокурсница. Решила применить такую маскировку. Тьфу, не интересно! Кстати, это может быть и соседка с лестничной клетки, высокая брюнетка с возмутительно большими сиськами. Увы, увы…

Но скорее всего, я это всё придумал. Никто мне не звонил, никто не спрашивал как меня зовут.

Я расчесал на локте комариный укус – да, пожалуй так оно и есть. Щелчок правой кнопки, и файл отправился в корзину. Раз мне это приснилось, значит материальных следов быть не должно. Очистить корзину.

Прощай, Жанна. Это проще крематория.

Тишина. На стекле вьются струи воды. Тишина.

…в разговоре больше всего ценится молчание собеседника, правда?

…

Снег. И мы беседуем вдвоем,
как нам одолеть большую зиму..
Одолеть ее необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живем!

Мы выходим вместе в снегопад.
И четыре оттиска за нами,
отпечатанные башмаками
неотвязно следуя, следят...
Господи, как я метели рад!

Где же мои первые следы?
Занесло начальную дорогу,
заметет остаток понемногу,
милостью отзывчивой судьбы.
Господи, спасибо, за подмогу!

Мой горизонт и сумрачен и близок,
И с каждым днем все ближе и темней.
Усталых дум моих полет стал низок,
И мир души безлюдней и бедней.

По бороздам, серпом пожатой пашни,
Найдешь еще быть может в жизни след,
В полне найдешь, быть может день вчерашний,
Но ничего ж завтрашнего нет.

Жизнь разочлась со мной, она не в силах
Мне то отдать, что у меня взяла.
И что земля в глухих своих могилах,
Безжалостно навеки погребла.

Вы, чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след, -
Очаровательные франты,
Очаровательные франты,
Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли,
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу и на балу.

Вам все вершины были малы
И мягок самый черствый хлеб
О молодые генералы,
О молодые генералы,
Своих судеб!

О, как - мне кажется - могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать - и гривы,
Своих коней, своих коней.

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век...
И ваши кудри, ваши бачки,
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег!

Я пью за здоровье далеких
Далеких, но милых друзей.
Друзей, как и я одиноких,
Средь чуждых сердцам их людей.

В мой кубок с вином льются слезы,
Но сладок и чист их поток.
Как с алыми, черные розы
Вплелись в мой застольный венок.

Мой кубок за здравье немногих,
Немногих, но верных друзей.
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней.

За здравие ближних, далеких
Далеких, но сердцу родных.
И в память друзей одиноких
Почивших в могилах, немых.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

Когда сумрак ночи погасит свечи
И рампы свет даст отдых глазам,
Усталость тебя обнимет за плечи
И волю даст запретным слезам.

Тяжёлой рукой ты снимешь маску,
Что тяжко сковала чувства твои,
Уйдёшь от дневной придуманной сказки,
Чтоб снова вернуться под своды свои.

В усталых глазах ночное молчанье,
Пустая дорога в кайме фонарей.
Луна озарит твой профиль печальный
И боль одиночества станет острей.

Блуждающий сон крылом не укроет
Усталого тела бессильный покой,
Ты сильной рукой слёзы слабости скроешь,
Сейчас ты один и будешь собой.

И всё промелькнувшее за день сольётся
В единый поток разноцветных огней.
Ещё день один пролетел, не вернётся,
Но вновь повторится сюжет этих дней.

На след от слезы, скупой и солёной,
На тень в уголках губ печальных Пьеро
Кладёшь каждый день для публики вольной
На хрупкую душу свой грим - Фигаро...

Ведь им всё равно, кто есть ты под гримом,
Как бьётся в груди и что на душе,
Ты стал среди них давно пилигримом,
Откуда пришёл, не помня уже.

Всю ночь проведёшь без сна и без ласки,
С тоскою своей один на один,
А утром наденешь привычную маску.
Ты вновь Фигаро! Ты всеми любим!

заходить заходят я вижу толка видимо у них нет мозгов и они не умеют коментить
вот почему братец твой сюда не заходит,иннтересные темы для диспута есть
поспорили бы немного и за одно пообщались,но увы ему тоже не интересно с нами))